Сделав несколько глотков, тот отстраняет миску и с
большим трудом медленно поднимается с пола. Вот он
уже выпрямился во весь рост и стоит перед Вернером,
неожиданно стройный и подтянутый. Что-то необыкно
венно красивое, гордое появляется в его лице, осанке.
С трудом верится, что этот человек всего минуту назад
получил страшный, предательский удар.
— Да! Еврей! Доволен, собака? Я комсомолец и
плюю на тебя, фашистский выродок. Понял?
Вернер несколько озадачен и рассматривает этот
необычный, по его мнению, экземпляр.
— Я, я, ферштейн. Ком мит, ком мит*, — очень л ас
ково говорит он и, заботливо придерживая еврея под
локоть, ударом ноги распахивает дверь в соседнее поме
щение. Дверь за ними остается полуоткрытой, и через
эту дверь виднеются спускающиеся сверху душевые
рожки.
Очень гулко в пустом помещении звучит пистолетный
выстрел, и через полминуты Вернер возвращается, лени
во вкладывая в кобуру еще дымящийся пистолет.
В течение нескольких минут, пока длилась эта траге
дия, черный капо сбросил китель, засучил рукава и уже
действовал бритвой, помогая банным парикмахерам.
Первым он обработал человека с красивыми пушистыми
усами, которого вначале принял за подполковника Смир
нова, и странно, что, когда эти усы упали на бетонный
пол, лицо обладателя их вдруг приобрело типичные ев
рейские черты.
— В кучу иди, до кучи, в середину, жидовская мор
да, пся крев, — и дает увесистый подзатыльник, после
чего тот сразу же втискивается в самую середину нашей
голой толпы.
Я заметил, что подполковник Смирнов понял, что я
тоже слышал предостерегающий шепот черного капо, и,
улучив минуту, почти не разжимая губ, он шепнул мне
на ухо:
— Прикрывать надо. Якова-то! — я понял значение
этих слов и передал то же Иванову. Пока продолжалась
стрижка и бритье, Яков все время был окружен нами и
скрыт от глаз Ганса Вернера.
Кажется, все «обработаны». Прокричав что-то непо-
* Да, да, понял. Идем со мной, идем со мной. (Нем.)
15
