46
А. Н О В И К О В - П Р И Б О Й
— Когда-нибудь на этом судне одному человеку я по-
стаівлю на морде антихристову печать. Никакой святой
водой ее не смоет...
Его оборвал Карнер:
— Если только ты посмеешь это сделать, мы тебе,
рвань корабельная, все ребра переломаем.
Когда! Лутатини становилось тошно от матросских раз
говоров, он уходил на1полуют. Там, в одиночестве, отда
вался горестным размышлениям. Ушел он и теперь,
вспомнив про себя изречение из Послания к римлянам:
„Гортань их—открытый гроб, яд аспидов на устах их“.
Он уселся на опрокинутом ящике. Н'ад срединой паро
хода огромнейшей колонной возвышалась труба, поддер
живаемая восемью стальными бакштагами. .За кормою
уверенно бурлил гребной винт. О, если бы не война,
если бы плыть при других условиях! Хорошо погрузиться
в'голу бой простор и слушать тихие всплески, напоминаю
щие детский лепет.
На полуюте в три яруса стояли большие низкие клетки.
В них, каік обреченные узники, томились гуси. Перед
ними в изобилии находилась пища, но им было тесно и
жарко. Открыв янтарно-желтые клювы, они смотрели на
бесконечные воды океана и тихо гоготали. Поплавать,
поплескаться бы в холодных струях! И фиолетовые глаза
их в золотистых ободках наливались тоскою. Один из
них, может быть, самый старший, подал голосом какой-то
сигнал. Тогда около трех десятков гусей, вытягивая длин
ные шеи, подняли отчаянный крик. Лутатини зажал уши.
Ему казалось, что он слышит вопль этих птиц, потеряв
ших всякую надежду вырваться на свободу.
Пришел на полуют поваренок Луиджи. Бросив на Лу
татини невинный взгляд, он достал из клетки одного
гуся и, придавив ему башмаком шею, одним взмахом ку
хонного ножа! отхватил птичью голову. Гусь закувыр-
каілся на одном месте нелепо размахивая крыльями и
