— Не разговаривать!
— Меня батюшка прогонит из церкви ..
— Как смеешь рассуждать, раз я тебе приказываю?
Она замолчала.
— И помни: ежели ослушаешься, растерзаю!...— по
грозился он и, отступив шаг назад, скомандовал:
— Кру-у-гомі
Жена повернулась плохо и неуклюже, за что он ткнул
ее кулаком в бок.
— Ш агом ... арш!
Матрена пошла.
Утро было немного морозное, но тихое и свежее, ярко
освещенное солнцем. На деревьях, собравшись большими
стаями и точно споря о чем-то, неугомонно чирикали
воробьи. Белая деревянная церковь, с зелеными куполами
и золотыми крестами, стояла на горе, по другую сторону
речки, отчетливо вырисовываясь на голубом фоне неба.
Маленькие колокола трезвонили весело, а большой гудел
свирепо, словно стараясь запугать их.
— Д ам ... д ам ...
— Не боимся, не боимся...
У моста была площадь, окруженная амбарами, срубами
и кучами сложенных бревен и досок. Здесь по ночам
девки и парни иногда собирались в большие хороводы,
играли на гармонике, плясали, пели песни.
Вон там кузница, за которую Петр впервые робко
повел ее от хоровода, а она, слегка отбиваясь, говорила:
— Не д у р и ... Ну, зачем... Ах, пусти...
Но пробыла с ним долго-долго. Тогда сердце ее рас
крылось для любви, и в груди зародились какие-то новые
светлые чувства, переливаясь и трепеща, как зори вечер
ние. Все чаще отбивалась она от хоровода, скрываясь
где-нибудь на огороде, в саду или у ворот, проводила
