241
— «Глазамъ не вѣрю: Господи! ужели
«Все это бредъ и больше ничего!..»
И слушалъ онъ, ему надъ ухомъ пѣли:
«А помнишь, домнпшь, мимо моего
«Окна ты шелъ и я тебѣ кивала!»
— «Окна! какого?!»—«Помнишь, я гуляла
«Съ тобой но маскараду и—любить
«Клялась...»— «Когда?!» хотѣлъ ее спросить
Игнатій; но тревожный умъ терялся,
И замиралъ въ устахъ его вопросъ:
Позвали къ ужину,—онъ отказался,
И братъ ему шампанское принесъ.
Шампанское! ты страсти убиваешь
У гастронома, да у старика,
По въ юности ты пламя раздуваешь,
И дѣлаешь пожаръ изъ огонька.
Игнатъ мой пьетъ и чокается съ нею,
И ей клянется, и зоветъ своею
Возлюбленной, душой души своей,
И плачетъ, и цѣлуетъ руки ей,
Благодаритъ ее,—весь пылъ и трепетъ,—
За что?!—за то, что въ жизни въ первый разъ
Его души коснулся страсти лепетъ.
Заря любви ужели занялась,—
С очиненія Я . П . П олон скаго. Т. ІИ .
i s
