Встречный буксир, кряхтя и задыхаясь, медленно
тянет на толстом канате несколько барж. С правого берега начинается сосновый лес, обдавший
крепким запахом смолы, а слева—мягко растилаются
речные понизи, расшитые пестрыми шелками трав,
с серебристо-голубыми клочками разбросанных
озер. Но никто уже не смотрит по сторонам, так
как все заняты происшедшим скандалом. Слышен
ропот. Больше других кричит, расставив толстые
ноги, рыжебородый купец:
— И зачем только подобную тварь на пароход
пускают? Тут люди едут семейные, почтенные...
Фрина, заложив руки за спину, стоит в наглогордой позе, слушая, как поносят ее на все лады.
За нее—ни одного голоса, ни одного доброго слова.
Это сначала забавляет ее, но потом вдруг снова
взъерошивается душа, как лес от внезапно налетевшего вихря. Кровью обиды наливаются глаза.
Пусть лопнет солнце, померкнет синее небо, вдребезги разорвется эта нарядная земля со всеми
этими людьми, со всею ложью на ней, пусть и
сама она полетит куда-нибудь кувырком! Ничего
не жалко, ничего не страшно! И громкий крик,
крик поруганной и отверженной женщины, оборвав
говор других, горящими бомбами падает на палубу:
— Эй, вы, господа! Эй, чистая публика! Хотите
услышать правду о себе?..
Во втором классе на несколько секунд водворяется напряженное безмолвие, точно все прислушиваются, как ворочается машина, пыхтит труба
