жен. Те клеенчатые тетради, в которых я излагал свои
взгляды на эскадру, прятал в такие места, где их никто
не мог найти. В чемоданах моих оставались лишь чер
новые сухие записи судовой жизни. И все-таки однаж
ды я сделал такой промах, который чуть не погубил
меня. Но об этом не буду рассказывать сам, а приведу
лучше выдержки из неопубликованного дневника ин
женера Васильева. Давая характеристику тому, как
отразилось 9 января на офицерах, вот что он написал
дальше:
1
«...Схватки на улицах Петербурга, баррикады, вожа
ки, их попытки вступить в непосредственные перего
воры с государем — гее это с мелочными подробно
стями промелькнуло перед нашим взволнованным вооб
ражением из описания газет. Каждому все глубже
приходится вдуматься в самого себя, взвесить убежде
ния и принципы, определить свое отношение к собы
тиям.
!
!
Но уже видно, куда клонится чашка весов.
Иллюстрацией послужит следующий эпизод из жизни,
военного корабля, броненосца «Орел».
Позавчера старший офицер поймал судового баталера
в тот момент, когда он передавал комендорам в башню
печатанную на ремингтоне брошюру. Она оказалась про
изведением самого матроса и была отпечатана в кан
целярии броненосца совместно с писарем в нескольких
экземплярах. Этот матрос был и раньше на подозрении,
так как отличался большой любовью к знанию, читал
историю философии, Дарвина, Бокля, Шопенгауэра и
был известен еще при выходе из Кронштадта как «по
литик». Брошюру старший офицер принес в кают-компа
нию, и здесь офицеры прочитали ее вслух и обсуждали.
Матросу попало в руки из кают-компании несколько но
меров «Руси», откуда он узнал об образовании фонда
народного просвещения и читал горячие письма из недр
народа, отозвавшегося на призыв. Он на баке пропаган
дировал среди команды мысль — собрать
сбою
лепту
и написать на эту тему статью. А у него есть уже боль-
223
