Не успела „Залетная", пройдя Гибралтарский пролив, вступить в Средиземное море, как погода начала
портиться. По небу заходили тяжелые, лохматые тучи,
кружась, подул ветер, вздрагивая, сурово нахмурилась
вся водная равнина. Вокруг сразу все посерело, изменилось. Чувствовалось приближение бури
Это было с утра, а к вечеру, подбрасывая судно,
уже в бешеной пляске прыгали волны, на разные голоса завывал ветер.
Шалый вдруг будто ожил, забеспокоился, чаще стал
выходить из под полубака, охваченный какой-то внутренней тревогой. Стоя на верхней палубе, опершись
руками на фальш борт, он пристально всматривался
в безбрежную даль, ..подернутую серою мглою, покрытую вспененными буграми, и восклицал, встряхивая
головою: — Ах, здорово! Началось...
Балансируя, он переходил от одного борта к другому. А встретившись с марсовым Петлиным, он будто
обрадовался ему и, поблескивая лихорадочными глазами, впервые сам заговорил:
— Сказали --от них одни уголечки остались... Брешут! Оли живы, живы...
— Кто?—спросил Петлин, моргая рачьими глазами.
— Ребятишки мои и баба... Зовут меня
к
себе,
каждую ночь зовут... Скоро кончится...
Марсовой недоумевал.
— Что кончится?
— Вахта.
— Как'ая вахта?
V.
36
