темные глаза, загоревшись вдохновением, смотрят куда-то мимо людей. И во всей его фигуре, напряженной и сосредоточенней, теперь чувствуется молодецкая
удаль, отвага, точно он,- как в былые гсды, снова видит перед собою бушующее море, разверстые бездны,
слышит оглушительный шум грозной бури.
Жене трудно петь: она надрывается, залитая нездоровым румянцем.
В зале никто не шелохнется. С вытянутыми шеями, серьезные, сидят девицы, улыбавшиеся раньше над
женою матроса. Толстый мучной торговец, забрав в рот
окладистую бороду, смотрит в стакан с чаем, точно увидев в «ем что то необыкновенное. Какой-то старик из
чернорабочих тихонько вытирает слезы. Дадке буфетчик, ко всему равнодушный, креме наживы, застыл на
мерте, скосов на матроса маленькие, острые глаза.
Точно бе в трактире,^ а с корабля, переживающего
бедствие, волнами раскатывается бас матроса, с тревогой возвещая:
„На бок кренит, на борт валит,
Бортом воду забирает"...
А подголосок,
с л о е н о
испугавшись, что предстоит
неминуемая гибель, отчаянно -рыдает:
„Братцы! ой, забирае ет“...
Необычный, красивый мотив песни, исполняемой с
большой страстностью, заражает тревогой весь трактир.
И чем дальше псют, тем страшнее развертывается картина бури, готовой разнести корабль. Вот уже:
„Белые паруса рвутся,
У матросов слезы льются"...
— Не могу больше,—оборвав песню, неожиданно
заявляет матрос, Еытирая потнее лицо.—Силушки нет.,.
46
