Охватив всю ширь неба, сверкнула молния, а вслед
за нею оглушительно грянул гром.
Волна, взметнувшись на палубу, окатила с ног до
головы и боцмана, и старшего офицера.
Филатов рассердился еще больше и, откашливаясь,
чувствуя во рту горечь морской воды, рычал, точно и
в этом вийоват был боцман:
— Сгною тебя в карцере, негодяя!...
— Это все матросы...
— Молчать!..
Шалый, взвизгнув, с яростью зверя набросился на
боцмана, схватил его поперек, приподнял и бегом, точно с малым ребенком, помчался почему-то к более
отдаленному борту. Произошла отчаянная схватка;
один, йочувствовав весь ужас смерти, вырывался, колотился, словно в истерике, кусаясь, размахивая р у ками и ногами; другой, оскалив зубы, крепко держал
его в объятиях, сдавлива^/как железными тисками,
заглушая его предсмертный вопль злорадным' сатанинским хохотом.
Продолжалось это несколько могновений. Матросы,
случайно вышедшие на верхнюю палубу, и старший
офицер стояли, точно в оцепенении, широко раскрыв
глаза, безмолвные, об‘ятые ужасом. Никто из них не
двинулся с места для защиты боцмана. И только тогда, когда два сцепившихся человеческих тела рухнули
за борт, Филатов, подняв вверх руки, закричал нечеловеческим голосом:
—- Спасайте!... Бросьте буек!... Судно остановить...
И снова, сверкнув молнией, еще сильнее загрохотал грсм, точно рушился мир, сливаясь с ревом бури
в один грозный аккорд.
39
I
