С ОЛ Е НА Я К У П Е Л Ь
37
нули головы в сторону коридора^ ожидающе вытянув
шеи, но не успели ничего сказать, как сверху вместе
с гулом бури раздался повелительный голос боцмана:
—■ Эй, подвахтенные наверх!
Дверь захлопнулась, заглушив шум океана.
Трое, соскочив со своих коек, с ворчливой руганью
начали одеваться.
С рассветом и остальных вызвали наверх. Ветер до
стиг степени урагана. Но „Орион" шел тем же курсом,
размахиваясь с борта на борт до сорока градусов. Давно
бы следовало поставить его против волны, чтобы умень
шить опасность перевернуться вверх килем, но капитан
Кент молчал и не показывался на мостике. Что это—
глупость или безрассудная храбрость? И штурманы и
команда недовольно хмурили брови. Однако рассуждать
было некогда1. Люди защищали свое судно, как родной
очаГ. На трюмных люках туже завинчивали задраичные
бимсы, и вместо' выбитых волнами клиньёв, поддерживаю
щих брезент, заібиваЛи новые. У задней мачты были
выброшены из гнезд две стрелы. Их снова уложили на
свое место и снова закрепили. Когда судно случайно по
вернулось влево, могучая волна, перевалив 'через фальш
борт, ухнула на палубу и покатилась по диагонали
дальше. Раздался треск. Это в каюте первого помощ
ника разломалась дверь. В помещение ворвалась вода,
разбрасывая вещи. Плотник и один матрос бросились
починять дверь.
Лутатини видел, с каким рвением, рискуя свалиться
за борт, матросы выполняли работы, точно бились за
свое собственное счастье. И сам он делал то же, не
смотря на пронизывающий страх перед грозной стихией.
Кораібль, раньше постылый и ненавистный, теперь вдруг
стал милым и дорогим, как самый близкий друг. Лута
тини начинал понимать, что вся надежда возлагалась на
«■ судно. Только не поломалась бы машина, не оторвало
%
