96
А. Н О В И К О В - П Р И Б О Й
Ураган начал сдавать. Небо прочищалось от туч, про
яснились дали. Наступила ночь, тихая, сверкающая звез
дами. А на следующий день, когда Лутатини вышел на
палубу, не было даже зыби. Разглаженной равниной ле
жал океан, излучая жаркий синий блеск. Лутатини взгля
нул за1левый борт. Трудно было поверить, что он, смы
тый волной, остался все-таки жив. Все это показалось
бы бредом, если бы не боль от ушибов на голове
и спине.
Потом матросы сообщили ему еще более страшную
новость: угольщика Варнера, который первый бросился
спасать Лутатини, смыло волною за борт. Оказать по
мощь угольщику, по словам товарищей, было нельзя.
Может быть, он не умел плавать, а может быть, обо
что-нибудь ударился, но он ни разу не показался на по
верхности воды. Исчез моментально в волнах, словно
к нему был привязан балласт.
Лутатини, узнав об этом, заляскал зубами.
С тех пор прошло несколько дней. Теперь он был
совершенно здоров. Но угольщик не выходил у него
из головы. А сегодня, когда матросы снесли свои посте
ли в кубрик, особенно заныло сердце: койка угольщика
оказалась пустой. На нее никто не положил ни матраца,
ни подушки, ни одеяла!. Ведь такой же пустой могла
оказаться и его койка, Себастьяна Лутатини... Он считал
Вранера преступником, страшным человеком, а он пер
вый бросился спасать его и сам поплатился жизнью. Мог
ли он, служитель алтаря, так же рискнуть собою для
другого человека1, который не был ему ни родственни
ком, ни другом?
„Орион" вошел в бухту. Застопорили машину. Не успе
ли еще бросить якоря, аі к бортам уже причалили баржи
с углем. Шлюпочная флотилия окружила судно. Люди
горланили на разных языках и лезли на него, словно хо
тели взять его на абордаж. Первыми поднялись по шторм
