— Есть!
Женщина торопливо уходит.
Матросы, бережно поставив корзинку в корму
шестерки, размещаются по банкам и отталкиваются от пристани. Руки их обнажены, видны здоровые упругие мускулы. Изгибаясь, гребцы широко
и дружно взмахивают веслами, точно сильная птица крыльями. Поскрипывают уключины, лениво
всплескивается соленая вода. Шестерка легко скользит по зеркальной равнине, оставляя сзади себя
струю с мелкой дрожащей рябью по сторонам.
Солнце, спрятавшись за узкое сизое облачко, золотит края его, морская поверхность омрачается
тенью, но через несколько минут она снова показывается и ярко горит, щедро заливая все сиянием.
К пристани один за другим мчатся паровые катера,
отвозя писарей за вечерней почтой. С ялика, направляющегося в море, слышутся веселые крики
и смех разряженных парней и девиц.
Шестерка выходит из гавани в море.
— Эх, и барышня, доложу я вам!—покрутив головою, мечтательно говорит квартирмейстер Дубов,
сидя на руле.—Прямо—антик с гвоздикой!..
Подумав и взглянув на корзинку, как бы спрашивает самого себя:
— Что же это такое—деликатные, говорит, вещи... — Деликатные?—переспрашивает один из гребцов. — Именно,
