92 —
никакого вреда японцам не принесешь". А потом
вдруг как завопит: „ай-ай-ай... Горячо, горячо..."
Мы посмотрели на него. Весь бледный стоит, шатается и за грудь держится. Потом пошел кругом,
кругом и брякнулся на палубу. Осколком пронзило ему грудь. Тут же его куда-то унесли. Я спустился в жилую палубу. Там уже находилось несколько матросов. Были и раненые. Сначала раненых было немного, но дальше стало увеличиваться. В операционном отделении, стало быть, уже
не помещались. Кого из них несут товарищи, а
кто cafM приходит или ползет на четвереньках. Прибегает один сигнальщик и оторванную руку с собой принес. У самого слезы из глаз так и льются.
Спрашиваем: „а эту зачем ты принес?" „А как
же? Это, — говорит,—-моя рука". Совсем парень рассудок потерял. Только мы начали его перевязывать, тут кто-то как вдруг закричит во весь голос:
„Бегай наверх! Погибаем..." Мы все бросились к
выходу. Раненые застонали, завопили. Я выскочил
на батарейную палубу. Там уже разливалась вода.
Поднимаюсь на спардечную палубу. Вижу, что
происходит что-то неладное. Люди бегают взад и
вперед, как ошалелые. •У всех вид ' испуганный.
О чем-то кричат, шумят. Ничего не разберешь.
Спрашиваю, что случилось? „Бомбовые погреба
горят, — отвечают мне. — Сейчас взрыв будет... Спасаться надо..." Совсем я тут оторопел. И сам не
знаю, что мне делать. Каждую секунду жду, что
вот-вот взлетим на воздух. Ведь подумать только
