42
Боже мой! Какимъ
Инымъ его засталъ я на Страстной,
Въ концѣ недѣли! Тихо улыбнувшись.
Меня онъ встрѣтилъ, руку протянулъ
Горячую, сухую...
Я заговорилъ
О томъ, какъ я говѣлъ и причастился,
Кого я въ церкви видѣлъ, и спросилъ:
„Ну, что? каковъ ты?10
— „Ничего... умру
Во вторникъ на Святой недѣлѣ утромъ14,
Съ спокойною увѣренностью, тихо
Проговорилъ онъ.
— „Пустяки, мой милый!
Кто это можетъ знать?11
Онъ улыбнулся—
И, право, я еще такой улыбки
Таинственной ни разу не видалъ
Ни на одномъ лицѣ. Онъ понялъ.
Что я словамъ его не довѣряю.
— „Неужели я лгу, лгу передъ смертью?11
Не безъ упрека ласково сказалъ онъ —
И ласково и строго: „Дай мнѣ слово,
Что никому: ни матери, ни братьямъ,
Ты ничего не скажешь... для чего
Мнѣ огорчать ихъ?., пусть встрѣчаютъ
День Свѣтлаго Христова Воскресенья
Все такъ нее весело и такъ же шумно,
Какъ въ прошлый годъ — и ты имъ виду
Не подавай, что на Святой, во вторникъ,
Поутру, около семи часовъ, меня не станетъ
XX IV .
