47
— А вотъ увидишь! говорилъ мнѣ
Какой-то голосъ. Словомъ, я ушелъ
Отъ бѣднаго Вадима, полный думъ
И тягостныхъ предчувствій. Никому
Я не сказалъ того, чтб услыхалъ
Изъ устъ его и, помню, въ первый день
Святой недѣли, поутру, ему
Гораздо было лучше: онъ сидѣлъ
Въ своей постели, похристосовался съ няней
И съ братьями, и съ мамой, и со мной,
И такъ спокойно-тихъ былъ, такъ привѣтливъ!
Всѣмъ говорилъ, что никакихъ тяжелыхъ,
Несносныхъ болей нѣтъ въ немъ... и Богъ знаетъ.
Скрывалъ онъ эти боли, иль на время
Онѣ его покинули?.. Счастливецъ,
Влюбленный въ смерть! онъ ждалъ ее,
Какъ ждетъ стыдливый юноша свиданья
Съ своей возлюбленной и собираетъ
Всю силу воли, чтобъ не обнаружить
Своей тревоги и не потревожить
Ни матери, ни брата, ни прислуги.
Все было весело, когда горѣли
Четыре сальныхъ свѣчки на столѣ *),
И всѣ мы ѣли пасху, пили
коФе
Со сливками и много говорили.
И я болталъ... А все же иногда
Сквозь этотъ смѣхъ и говоръ въ полусвѣтѣ
Мнѣ видѣлась его улыбка, блескъ
Мистическій его холодныхъ глазъ,
Худыя руки, и не могъ забыть я:
.,
Умру во вторникъ на Святой недѣлѣ
1' .
Авось, я думалъ, не умретъ. Авось!
*)
Въ то время о стеариновыхъ свѣчахъ еще и въ поминѣ не было.
