пунцовая семга, розовая ветчина с белыми слоями
жира;
сливочное
масло,
разделанное в виде
распускающихся цветов; паштет из рябчиков; агатово-черная паюсная икра и свежая серая зернистая икра; салаты, украшенные букетами из овощей; нежинские соленые огурчики, из которых
каждый размером меньше, чем дамский мизинчик,,
и свежие изумрудно-зеленые огурцы; помидоры,
прослоенные испанским луком и немного припудренные египетским перцем; серебристые сардинки, залитые прованским маслом; остендские
устрицы на льду; лангусты и омары, сваренные в
соленом растворе с лавровым листом; пахучие ре-
вельские кильки. Все стояло на своем месте в
строгом порядке, всему старались придать как
можно больше пышности. Даже селедка, распластанная на длинном узком лотке и пестреющая
гарниром, как будто смеялась, держа во рту пучок
зеленой петрушки. Заливной поросенок, разрезанный на порции и снова сложенный, казалось, нежился в прозрачном, играющем огнями, желе, среди янтарных ломтиков лимона и коралловых пластинок моркови. Огромнейшее блюдо занимала
глухарка; ее краснобровая с загнутым клювом голова, вытянутая шея и раскинутые крылья оставались в оперении, к прожаренной темнокоричневой
тушке был приставлен еще хвост; несмотря на тс*
что острый нож разрезал ее на части, она как
будто находилась в состоянии стремительного полета. Бутылки разных форм, установленные пирамидами на серебряных подставках, чередовались с
