сами акулы от его подлого мяса желудками захворали!..
Дальше, продолжая ругаться, он проклинает все
капитанское потомство до двадцатого поколения, всех
его святцх, богов, кроя их „через гробовую крышку в
блудные глаза". Он стоит перед нами, размахивая
правым кулаком, раздраженный, с горящими глазами,
с растрепанными волосами на обнаженной голове, точно к нему вернулась молодость, прежняя удаль. К а -
-жется, что ему ничего не стоит пойти к своему обидчику и искромсать его на куски. Но эго продолжается
не долго— выпалив все, что накипело в душе, он сразу
теряет пыл, тускнее,т, снова становится дряхлым и говорит уже примиренным тоном:
— А впрочем, капитан прав.-
— В чем?—спрашиваем мы.
— Говорит, что выдохся я. Дал расчет. За месяц
уплатил. Советует на берегу посушиться...
— Да, был орел, да крылья измотал,— вставляет
Ш елло.— Видимо, придется
вам последовать совету
Единоутробника Вельзевула.
— Ну, нет—этого не будет!— решительно заявляет
Джим.— Опять в матросский дом, опять чистить картошку, выносить помои, мыть полы и всякой другой
чепухой заниматься и не видеть моря—довольно! Для
меня матросского дома больше не существует. Я не
согласен в этом дьявольском учреждении сдыхать, после того, как пятьдесят лет в разных морях проплавал, нет, не согласен!..
Отделившись от нас, старик долго гуляет по палубе, что-то обдумывая. Иногда, останавливаясь, он оглядывается кругом, словно любуясь голубым простором,
но больше смотрит на пламенеющий горизонт, в сол}35
