шись о палубу, разлетится вдребезги. Я инстинктивно
делаю какое-то движение, чтобы перевернуться, как
кошка, на ноги. Но мои цепкие крючковатые пальцы,
судорожно стиснув толстый конец паруса, не выпустили его, закоченели,— я повис в воздухе, беспомощно
болтая ногами, напрасно ища опоры.
— Спасите! помогите!-с-надрываясь, кричу я, почему-то на русском языке.
Пьяным ревом отвечает мне буря,
В первый момент, потрясенный своим падением и
вместе с
тем
обрадованный, что можно еще некоторое
время держаться, я почти не ощущаю тяжести своего
тела. Точно обозлившись на мою дерзость, рвет и
крутит
меня
ветер, этот гнусный палач, незнающий
себе удер.ча, мотает во все стороны, силясь сорвать,
но крепки мускулы моих жилистых рук, напружинившихся, как сталь
Я смотрю вниз,— на палубе, окатываемой волнами,
никого нет, И от того, что там пусто, безлюдно и от
этой головокружительной высоты, на какой я болтаюсь,
душу мою еще больше охватывает мрачный ужас.
— Помогите!— снова кричу я уже по английски.
Мой мозг настолько напряжен, что я, очутившись
в таком положении, продолжаю видеть бурю, ощущать
все судорожные схватки возмущенной стихии. С меркнущего неба, колыхаясь, опускаются грязные завесы,
вспыхивая, дрожащими извивами сверкает молния,
летят вверх, как раскинутые плащи, сорванные гребни
волн и вся поверхность моря,
насколько проникает
глаз сквозь кровавую мглу, рвет
и
мечет, вздувая горы,
точно с таинственного дна, низвергаясь, поднимаются
вулканы. По прежнему беспомощно
качается наше
146
