ствовал, думая о совместной жизни. Только-бы поняла
все—тогда она еще сильнее полюбит его.
В палисаднике возится с веслами все тотъ-же старик, с которым встретился три дня тому назад. Он
смотрит на русского моряка, хитровато улыбаясь, как
знакомому, и потом,
вдруг нахмурившись,
загадочно
качает головой, показывая на милый дом.
Петрован,
отдавая честь, говорит:
—Здорово, сеньор дедушка!
Старик, поклонившись, грозит толстым указательным пальцем, словно о чем-то предупреждая.
—• Понимаю, сеньор дедушка: спит, значит, сеньора.
Встрепанный, с возбужденными глазами, Петрован
волнуется, вздрагивает перед радостной встречей с
итальянкой. Он задерживается около крыльца, оглядываясь кругом, распахнув свою емкую душу моряка,
пронизываемый огневыми стрелами, овеянный запахом
апелыСкновой рощи. Это ему улыбаются цветы, к которым, сквозь громадныя пинии и криптомерии, протянулись золотые пряди лучей. В серых камнях берега, пенисто вскипая, как молодая брага, рокочет волшебник-прибой, а из серебряной листвы олив, словно звон металлических струн, разливается страстная
песня цикад. Голубым полотном, уходя в ширь и даль,
расстилается, море, искрится, точно усыпанное золотыми лепестками.
Здесь Петрован будет жить с милой Терезой, вместе слушать гимны прибрежных волн, любоваться хаотическою игрою бури.
Но отчего это старик, ворча что-то, недовольно
трясет седой головою, когда кругом так светло и радостно?
72
