Вдруг мои мысли перебивает родная речь. Приятно пораженный, я оглядываюсь— это две русские б а рыни, забравшись -на мостик,
восторгаются погодой.
— Прелесть, прелесть утро! Я почти не замечаю
качки. И солнце светлое, светлое!
Я в восторге
от
нашего путешествия. А ты как, Аня?
—• Я тоже. Будет о чем рассказать в Петербурге...
Обе шикарно наряжены в серо-зеленые костюмы,
на головах кисейные шарфы цвета сирени; обе как
раз в том возрасте, когда,
чтобы поддержать свежесть тела, приходится прибегать к косметическим
средствам.
Вскидывая лс'рнеты к глазам, они делятся впечатлениями о мужчинах, находя одних красивыми, других дурными. Попадались им и такие, которые лишь
частично нравились—или лицом, или корпусом, или
страстными глазами. Но больше всех их занимает
помощник капитана, высокий и статный американец,
прогуливающийся около рубки и по временам оглядывающий через круглые глаза бинокля горизонт океана.
Разбирая его по. косточкам, они доходят до цинизма;
он удовлетворяет их вкус во всех отношениях, являясь желанным мужчиной. Не остаюсь без замечания
и я. — Смотри, Люся, какой потешный матрос стоит
у руля,— с улыбкой говорит Аня, блеснув золотыми
зубами. — Чем же потешный? —спрашивает Люся, привалившись к окну рубки.
— На нравится он мне.
Какая-то звероподобная
морда. Я и смотреть на него не хочу.
95
