На часах брамы, видных со всех улиц лагеря, без
десяти одиннадцать. Беру Сергея под руку и веду в нуж
ную улицу. Среди разноплеменной группы людей вижу
подполковника Смирнова. Он замечает нас и кивает нам
головой, Сергей тянет меня к нему, но я удерживаю его
РУКУ-
— Идем, Сергей. Сейчас к нему нельзя.
Через толпы людей на ближайших перекрестках за
мечаю группы разговаривающих. Мои. Где-то впереди
маячит серая кубанка Данилы. Неожиданно догоняет
Иван Иванович, и идем втроем.
— Волнуешься? —спрашивает подполковник.
— Нет. Радуюсь. Уверен в своих.—Но радость ока
залась преждевременной.
Подходим к первой группе, и я замечаю, как Иван
Иванович, скосив глаза, считает людей. Но они! Они вы
нимают из карманов руки и застывают в стойке «смир
но». Чувствую, как к лицу приливает кровь. Вторая
группа — то же самое, и так по всей улице.
— Это что такое? —тихо спрашивает подполков
ник.— Тебе здесь что, парад? Да как ты мог до этого
додуматься? И это конспирация?!
— Виноват! Сам не понимаю. Идите отдельно от ме
ня,—и уже один, с опущенной головой бреду по осталь
ным улицам, и везде мои люди принимают стойку «смир
но». Перестарался мой помощник. Хоть народ и надеж
ный, но все равно это провал.
Вечером я и краснел, и бледнел, когда в укромном
месте меня пробирали сразу трое: Смирнов, Котов и
Кюнг. Решили меня и Данилу отправить в какой-нибудь
из филиалов Бѵхенвальда как расконспирированных.
— Ты пыток боишься? — вдруг спрашивает Иван
Иванович.
— Боюсь, —сознаюсь я. — Я уже это испытывал. Но
что бы то ни-было—не выдам.
— А Данила? —спрашивает Николай.
— Ручаюсь.
— Ну, как решим? —спрашивает остальных Иван
Иванович, и я замечаю, что его глаза уже не суровые,
что в них прыгают какие-то лукавые искорки, а к вис
кам разбегаются добрые-добрые, отцовские морщинки.
— Ну надо же отчубучить такую штуку, — и вдруг,
ударив себя рукой по колену, заразительно смеется.—
89
