ними взорвалась мина. Крейсер сразу остановился,
беспомощно накренился на правый борт под углом
40—45 градусов и, казалось, готов был свалиться
совсем. Во всех его отделениях внезапно оборвался говор людей. В зловещей тишине барон Ферзей
завопил:
— Полный назад! Полный назад!
Но сколько машины ни работали, крейсер, севший на каменную гряду мыса Орехова, не двигался с места. Пробовали заводить верп, но и это не
помогло: крейсер сидел плотно, словно был прикован к мели.
Это была вторая ошибка.
Особой беды еще не было в том, что крейсер
сел на камни, тем более, что течи в его днище нигде не обнаружили. Можно было бы дождаться следующего прилива воды, чтобы сняться с камней;
можно было бы разгрузить судно и таким образом
избавиться от аварии; наконец, можно было бы вызвать по телеграфу помощь из Владивостока, а
крейсер приготовить к взрыву на случай появления противника. Но барон Ферзей, «а круглом лице которого дрожали белобрысые бакенбарды, дал
иное распоряжение, выкрикивая:
— Японцы находятся где-нибудь поблизости!
Каждую минуту они могут накрыть нас! Я не ходу, чтобы «Изумруд» достался им! Немедленно все
части его привести в негодность и приготовить
судно к взрыву!
На крейсере поднялась необычайная суматоха.
Все, что можно было расклепать и снять, полетело
14
