Я пожелал Псалтырёву попутного ветра и раз
лучился с ним на целых три года.
X
В конце улицы, что упирается в Купеческую
гавань, бравый матрос пересёк мне дорогу. Мне
показались знакомыми его уверенная походка и
фигура. Он первый оклйкнул меня. Передо мною,
протягивая мне руку и широко улыбаясь, стоял
Захар Псалтырёв. Что-то новое было в его об*
ветренном лице с лихо закрученными чёрными
усами. Мы обрадовались друг другу и, завернув
в Петровский парк, уселись на скамейку.
Была холодная осень. Н а д головою шумели
деревья, роняя последние остатки пожелтевшей
листвы. По Финскому заливу разгуливал резкий
ветер и, забавляясь, гонял крутые волны. Малый
и Большой рейды были пусты. Военные корабли,
кончив летнюю кампанию, стянулись на зимовку в
гавань, и она продолжала ещё шуметь лязгом ле
бёдок и гудками паровых катеров.
разговаривая с Псалтырёвым, я всматривался
в его лицо, обожжённое южным солнцем и овеян
ное ветрами разных широт. Это уже был не тот
деревенский парень, какого я знал с новобранства.
Заграничное плавание, пребывание в иностранных
портах, знакомство с жизнью людей разных стран
до неузнаваемости расширили его умственный
горизонт. Со мною рядом сидел развитой моряк,
разбирающийся в военно-морском деле так хорошо,
как будто он кончил Морской кадетский корпус.
А между тем он продолжал оставаться вестовым.
Псалтырёв весело воскликнул:
— Эх, сколько я должен рассказать тебе!
И про наше плавание, и про начальство, и про свою
любовь. Я ведь сейчас возвращаюсь от Вали. Н о-
98
