Тогда он ласково улыбался беззубым ртом ц
становился задушевным человеком. Как только я
узнал об этом, то частенько стал бегать к нему с
разными вопросами. Он часами поучал меня, как
нужно маты плести, как морские узлы завязывать,
для чего блоки служат и как нужно ими пользо
ваться. Через него я узнал, так сказать, душу
корабля и всю строевую службу. Боцман так п о
любил меня за это, как будто я был его родствен
ником. Когда мы оставались с ним один-на-один,
он ругал офицеров:
— Пустой народ. Для многих из них корабль
„вроде забавы, как карусель для детей. З а что,
спрашивается,
получают
большое
жалованье?
Если бы у меня была власть, я бы показал им,
как нужно служить родине. Н ебо вспотело бы от
жары.
А сам боцман был таким моряком, как будто он
и родился в якорном клюзе. Преданность судну у
него была необычайная. З а всю свою многолет
нюю службу он ни разу не остался «нетчиком».
Бывала, напьётся и выделывает по улице такие
зигзаги, какие разве только на адмиральских по
гонах увидишь, а с курса не сбивается. Случалось,
что на четвереньках приползал на пристань. Один
только раз опоздал на последнюю ночную шлюп
ку, да и то не по своей вине. И не растерялся —
бросился в воду и давай плыть к своему судну.
А оно на рейде стояло. Пожалуй, часа два боц
ману пришлось плыть. И вот что всех удивило:
ночь была тёмная, на рейде стояли и другие ко
рабли, а всё-таки он — в пьяном-то состоянии —-
разыскал своё судно. Подплыл к борту и кричит
с воды вахтенному начальнику:
—* Честь имею явиться, ваше благородие.
В это время вахтенный начальник по мостику
прохаживался и, может быть, о чём-нибудь меч*
ф
104
