смотрит сотня пар глаз, соображает сотня голов.
А разве эти комендоры будут так говорить *^с
командиром, как говорят они со мной? Да теперь
я и сам замечаю всякие недочёты на корабле.
Вижу я, что мой барин всё больше и больше
прислушивается к моим словам. Другой офицер на
его месте обиделся бьг и выругал бы меня послед
ними словами. А этот нет. Надо, думаю, восполь
зоваться этим.
И вот однажды ночью, за выпивкой, я доклады
ваю своему барину всё, что узнал по артиллерии.
Он спокойно выслушал меня и берёт книгу прика
зов. Когда он пьяный, то голова у него лучше
работает, острее соображает. Пишет и каждое
слово произносит вслух. Приказ начинается так:
«Мною замечено...» И давай перечислять всё, что
я наговорил ему: «Катки, на которых вращается
башня, проржавели, башня идёт со скрежетом,—
пожалуй, когда-нибудь и совсем остановится. При
заряжании двенадцатидюймовых орудий нет вза
имного смыкания. Заряжают их чересчур медлен
но, так что между выстрелами проходит три мину
ты, а полагается не больше двух...» Я тут подска
зываю барину:
— Ваше высокоблагородие! Когда мы стояли в
Гулоне, мне удалось побывать на французском
военном корабле. Там заряжают такое же орудие
в полторы минуты.
Командир подтверждает: верно, — в артиллерий"
ском деле корабли передовых стран Европы далеко
опередили нас. И продолжает гвоздить в приказе
дальше: «Повседневной проверки орудий, готов
ности их механизмов к немедленному действию не
производится. Трущиеся части у некоторых орудий
закрашены, что влечёт за собою затруднённое
действие механизмов. Комендоры-наводчики не
обучаются наводке днём, а ночью совсем не прак-
109
