кого не бил, но мучил нас до изнеможения. По
его приказанию мы во время учений на дворе ло
жились в грязь. Иногда мы бегали по двору до
тех пор, пока от нас, как от загнанных лошадей,
не начинал клубиться пар. В сё это казалось нам
~ лишним и ненужным, как было не нужно держать
винтовку на прицеле до дрожи в руках.
Псалтыре® однажды сказал о Карягине:
— Такие же вот тощие-бывают клопы в забр о
шенной избе. Поглядеть на них — одна шкурка
осталась. Н о не дай бог человеку к ним попасть —
заедят.
Новобранцы зло посмеялись над таким сравне
нием, но кто-то из них передал об этом Карягинѵ.
Он стал придираться к нам ещё больше. В о со
бенности доставалось Псалтырёву. В своей мести
помощник инструктора всячески изощрялся над ним.
— У тебя нос не в порядк е-—прочисти!
Мы продолжали свои строевые занятия, а Псал-
тырёв, выделенный из взвода, стоял на отлёте и в
продолжение десяти —- пятнадцати минут громко
сморкался. Это повторялось изо дня в день. Кроме
того, Карягин придирался
к
нему, что он будто бы
не умеет отдавать честь, и придумал для него
особое учение. Он 'заставлял Псалтырёва прохо
дить мимо столба, стоявшего во дворе, и козы
рять дереву, как офицеру. Прй нашем экипаже
жил лохматый пёс из дворняжек, по кличке Трис-
сель. Старый, с повреждённым позвоночником,
он не мог уже бегать. Карягин становился в конце
двора и манил Трисселя к себе. Пёс послушно
шёл на зов, неуклюже расставляя задние ноги.
Псалтырёв должен был итти ему навстречу и за
три шага становился во фронт, словно перед адми
ралом.
Карягин выкрикивал звонким тенором:
*— Плохо, Псалтырёв! Отставить! Повтори!
16
