152
прозвучала мелодия утраченной любви и сиротливо
замерла. Опять противными глистами извиваются в
мозгу строки письма, и кажется уже будто он близко
слышит зловещую речь из уст товарища:
— ...А забрюхативши, опротивела она ему. Колотить ее стал, а Груня с дуру еще пуще лезла...
И тот, чтобы отвязаться, однажды ночью напоил ее
водкой и трех ребят подпустил... До зари так потешались, а потом разорвали сарафан и нижнюю
рубашку и столкнули в Гришухин овраг. Утром, когда гнали стадо, увидали люди Груню...
Кириллов, сжимая кулаки, скрежещет зубами и
корчится весь, точно под ударами бича. В нем поднимается, туманя мозг, вихрь бешеной злобы. Сделав шаг вперед, он широко размахивается биноклем, словно намереваясь одним ударом сразить незримого врага. Но тут же спохватывается, видя, что
перед ним никого нет, и в немом отчаянии опускает
руку. Досадно! Будь он на суше, сейчас же , сию
минуту убежал бы в свое село. А там — только ахнули бы все, увидев его жестокую расправу... Он
с ненавистью смотрит на беспредельную ширь океана, подавляя вскипающий гнев в груди.
— Что с тобой? — спрашивает его другой сигнальщик, заметив, что Кириллову не по себе.
— Ничего! — резко обрывает тот, отворачиваясь.
— Будет тебе дурить— скажи правду...
Ответа нет. Нельзя рассказать.
— Отстань! Не твое дело!
— Верно. У меня до тебя столько же дела, сколь-
