довал за ним. Радуясь, он благодарно смотрел на
офицера, а тот, выйдя на улицу, заговорил просто:
— За доброту твою— хвалю. Молодец!
— Рад стараться, ваше высокобродье!
Офицер сделал серьезное лицо.
— Подожди стараться! Слушай дальше! Я за то,
что нарушил закон...
Он затруднялся, какое наказание применить к
провинившемуся. Нужно бы покарать матроса надлежащим порядком, но перед ним, точно тяжелый, несуразный сон, мерещилась уродливая, затхлая жизнь подвала и одинокая, забытая богом и
людьми старуха. Совесть офицера смутилась, а
вместе с нею поколебалась всегдашняя твердость
и уверенность.
*
— Да, вот как... — идя рядом с матросом, удивлялся он сам себе.
Простить матроса совсем тоже не мог — против
этого протестовало все его существо.
— Э, чорт возьми! — досадливо выругался он, а
Круглов, не расслыхав, спросил:
— Чего извольте, ваше высокобродье?
— Я вот что изволю... За нарушение закона ты
должен... должен...
И опять не поворачивался язык произнести нужные строгие слова наказания. Мозг озарился мыслью,
что, быть может, во всем мире нашелся один лишь
человек, этот нескладный матрос, который пожалел старуху, умирающую в чужом доме, среди чужих людей.
Морские рассказы.
11
