темному. С Петровым уговорился. Молодой парень.
Можно, что ли?
— Да уж все равно: семь бед, один ответ,—раздается чей-то голос.
— Вот и я так же думаю. Следует взять. Да и
Митричу вдвоем будет веселее.
Порешили, что новый пассажир должен притти
позднее, так как сначала нужно запрятать одного.
Водка выпита, закуска с'едена. Кочегары расходятся по своим делам, наказав мне сидеть безвыходно в их помещении, пока меня не позовут.
Ждать долго не пришлось. Скоро вернулся ко мне
Трофимов.
— Теперь пора.
Он мигом переодел меня в грязное платье кочегаров и грязной штаниной натер мне лицо. Потом
поднес маленький осколок зеркальца.
— Смотри, как я тебя под масть с нами подогнал.
Действительно, я совсем преобразился.
— Шагом марш!—смеясь, командует он мне.
Выходим на верхную палубу. Последний раз я
оглядываюсь кругом.
На небе ни звездочки. В темной дали ничего не
видно, кроме сверкающих огней. В снастях воет
ветер, предвещая бурю. Вода в гавани волнуется,
шумит, будто сердится на то, что ее огородили
кругом гранитными камнями, лишив свободы и
простора. Сверху падает крупа, с яростью щелкает
о палубу и больно, как иглами, колет лицо. Народу
в гавани стало меньше. На некоторых кораблях
— 14 —
