В селе Салтыкове, несмотря на позднее время
ночи, никто не спит. Во всех домах горят огни,
дымятся трубы. По улицам едут подводы, нагруженные добром из имения, толпами гуляет народ,
распевая песни, отплясывая, наигрывая на гармошке.
Горят костры, ня которых палят породистых свиней.
Вдали, над имением, стоит зарево пылающих сараев.
Солдат-артиллерист, в лохматой папахе, тот
самый, который уговаривал крестьян не ходить на
погром имения, теперь сам пьян,—с досады напился. Он ходит по улице и кричит:
— Эй, граждане! Выходи на собрание. Я вам
сейчас всю истинную правду скажу... Только моя
правда колючая, как иглы ежа...
Пройдет, остановится, оглядываясь вокруг.
— Мы, говорят, в барском имении школу устроим. Наши, говорят, дети будут там учиться. Вам
не школа, а кабак нужен, да кнут... С красным
знаменем пошли... „Земля и воля..." Люди за это
знамя по тюрьмам гнили, костьми падали, а вы его
в грязную онучу превратили, да? Эх, рабочих бы
сюда из Москвы... Хоть человек полсотни. Они бы
вам прописали правила ниже поясницы...
Беспрестанно везут и тащат княжеское имущество, пряча его по домам, и снова мчатся в имение. Подняв хвост трубою, бегает взад и вперед
лошадь, вырвавшаяся от своих новых хозяев. Ж ал кая кляча еле везет сани с колесами и плугом,
а сзади, чертя снег, тащится проезжая линейка;
пожилой человек, понукая лошадь, покрикивает:
