подушки, одеяла, гардины, мебель. Разбивают сундуки, шкафы, ломают двери в чуланах. То и дело
раздается звон разбитого стекла и фарфора. Найденная пища тут же съедается с такой жадностью,
точно все голодали перед этим целую неделю. Служащие, в особенности их жены, умоляют не трогать их собственных вещей, но об этом никто и слушать не хочет, отвечая:
— Замолчите, помощники змеиного отродья.
А то и вас сокрушим.
— Это не барский... это мой самовар...—вопит
женщина, держась обеими руками за самовар, который вырывает у нее мужик с лохматой бородой.
Волосы у нее растрепаны, лицо заплакано, глаза
широко раскрыты от страха.
— Отстань, стерва!—кричит тот и, размахнувшись, одним ударом кулака сбивает ее с ног.
Снаружи, около одного сарая, вцепившись друг
другу в горло, дерутся двое крестьян, поскандалив
из-за косилки, а третий, только-что подъехавший
солдат, тем временем увозит ее к себе.
Один зажиточный крестьян, лавочник, имея
пару лошадей, нанял себе за дорогую цену поденщика. Отправив с ним бочку со спиртом и еще
кое-что, он сам остался в имении караулить захваченную им жнейку и какой-то сундук.
— Отвез?—спрашивает он поденщика, когда тот
вернулся на паре подвод в имение.
— Отвез,—усмехнувшись, отвечает поденщик.
— Куда сложил?
