-
21
ему машинные гвозди в пятки—только без шляпок, чтоб вытащить не мог, — и отпустили: иди
с господом! Так, поверите ли, одного шага не мог
сделать! Пополз домой на карачках, а народ за
ним. Всем селом! Версты две так провожали да
все в ведра и заслонки барабанили... Потеха, ей-
богу!.. Вспоминают попутно и другие о разных подобных случаях и снова возвращаются к Кулі^ову.
Молодой парень, еще безусый, тихий и застенчивый, с наивно-кротким выражением на румяном,
словно у девушки, лице, откровенно признается:
— Ну, до чего, братцы, крепок человеческий
глаз! Уж вот как я старался вырвать его—нет!—
Скользит ноготь, а глаз не поддается!..
Посмеиваясь, покуривая папиросы, долго беседуют о событии, вспоминают детали, словно хвастаясь друг перед другом своей жестокостью; говорят беззлобно, добродушно, и так продолжается
до тех пор, пока не приходит известие, что Куликов умер.
Сразу все замолчали, опустили головы, точно
смерть покойника испугала их, погасила веселое
настроение, повисла над душою каждого черной
тенью. Солнце, скатившись к краю неба, багровеет.
Зеленью и цветами улыбается земля, вся в красноватом отблеске, счастливая в прощальных поцелуях заката. От ближайшей скалистой вершины,
увенчанной кудрями растений, тянется к морю
