24
—
Солнца уже не видно. Гребни гор, продолжая
еще светиться ответным огнем заката, будто уплывают в даль, становятся более смутными и, угасая,
исчезают совсем, словно виделись только в грезах.
Надвигается ночь, теплая, звездная. Весь город
в разноцветных огнях, роем ниспадающих к по-
меркнувшему морю. Освещена и флотилия в бухте.
По черной поверхности воды, то разрываясь на
части, то снова соединяясь, будто извиваются
огненные змеи.
А по деревянным баракам, среди пленных, все
ходят фуражки и позванивают в них щедро бросаемые монеты.
Прошло два дня.
Еще рано; в тени палисадников, под густыми
кронами полутропических растений, на цветах и
зелени, еще дрожат, лучась самоцветами, неосохшие
капли росы, а по улицам суетливого города, останавливаясь иногда на перекрестках, уже медленно
движется печальная процессия. Это хоронят Куликова. За черным гробом, который попеременно
несут четверо солдат, стройно идет, шагая в ногу,
ритмично покачиваясь, бесконечная вереница пленных,—без священника, возглавляемая лишь большим
хором. Здесь и палачи, и судьи, и все те, кто принимал участие в кровавой сцене. Расплываясь
в утреннем воздухе, носятся над городом звуковые
волны погребального пения, печальные и заунывные, грустью пронизывают сердце людей, напоми-
