Прошло три недели. Косой дождь и ветер насквозь
пронизывали полосатую одежду, вода хлюпала в колод
ках и по кистям рук струилась из рукавов. Продрогшие,
бежали мы с аппель-плаца, подставляя спины ветру.
Сергея догнал Альфред и, подхватив под руку, шутя по
тащил за собой.
— Скорей, Сергей, скорей. Очки-простудишь!
В полутемном коридоре, отряхнувшись, как собаки
после купанья, закурили предложенные Альфредом сига
реты. Сергей достал откуда-то из-за пояса бумажный
сверток и сунул Альфреду,
— Это продолжение нашего спора. Прочтешь сам и
познакомь ваших товарищей. Гут нахт*.
Только после отбоя, когда в столовой комнате не
осталось никого, кроме ночного дежурного, Альфред в
своей штубе развернул мелко исписанную самодель
ную тетрадь из грубой оберточной бумаги и на первом
листе прочел: «Национальный вопрос».
Как-то так получилось, что вопреки законам конспи
рации я почти всегда знал многое из того, что делалось
в лагере. Может быть, потому, что меня хорошо знали
руководители подполья, может быть, исключительная
роль, предназначавшаяся моему ударному батальону,
были тому причиной, но от меня ничего не скрывали.
Кроме того, откровенные беседы с Генрихом Зюдерлян-
дом, Альфредом Бунцолем, с чешскими и польскими то
варищами давали ясное представление о прошлом Бу-
хенвальда чуть ли не с первых дней его существования.
Полученные из разных источников сведения оседали где-
то на полочках памяти, пока не отлились в четкую кар
тину. Я очень отчетливо представлял, как на заросшую
лесом вершину горы Эттерсберг пригнали первых заклю
ченных— немецких коммунистов. Истерзанные, унижен
ные, но непокорные, под ударами плетей и дубинок они
расчищали лес, на плечах таскали древесные стволы и
сами для себя строили лагерь смерти. Это тогда в фун
дамент виллы коменданта лагеря Карла Коха наш бло
ковый замуровал бутылку с запиской: «Строили заклю
ченные Эрих Гофманн из Вупперталя и Альфред Бун-
цоль из Гинденбурга, — принужденные, но не сломлен
ные». Постепенно вся Германия превращается в один
* Спокойной ночи. (Нем.).
136
