— То-то
же, кашалоты несчастные. «Тут русский дуХ,
тут Русью пахнет», — ликует «Москва». — Теперь не су
нутся! Не только до утра, а никогда не сунутся.
При помощи подоспевшего лагершутца мне удается
вызвать из барака одного из главарей по кличке Горил
ла, и он, поминутно вытирая разбитые губы, угрюмо вы
слушивает мой «ультиматум».
— Учтите, что за каждого убитого или покалеченного
вами политического, независимо какой он национально
сти, поплатятся пять зеленых. Это мы вам говорим, рус
ские. У нас это получается, как ты мог убедиться.
— «О поле, поле, кто тебя усеял»... — патетически де
кламирует «Москва» и, кивая на тела еще не очнув
шихся, добавляет: — костями тухлыми...
Горилла вдруг разражается целой речью, доказывая,
что они не хотят быть врагами русских и что только
старая вражда с немецкими политиками заставила их
решиться на этот шаг. Он сознается, что идея этого по
боища продиктована оттуда, из-за колючей проволоки.
Больше того, он обещает, чго события этой ночи останут
ся в секрете от эсэсовцев, потому что им, «зеленым», не
удобно оказаться в таком смешном положении.
— А как же морды? —сомневается Андрей. — Очень
уж они у вас... выразительными стали.
— Скажем, что выпили лишнего, а между пьяными
чего не бывает.
Вскоре разговор принимает мирный характер, и обе
«высокие договаривающиеся стороны» приходят к обоюд
ному мнению, что основной враг у нас общий и что не
враждовать нам следует, а по возможности помогать
друг другу в борьбе с этим общим врагом. В заключение
Горилла предлагает зайти к ним в барак, совместно до
шить спирт, скрепить это перемирие, и очень удивляется
нашему отказу.
Мутный рассвет чуть-чуть подсвечивает восток, когда
мокрые, но довольные пробираемся к своим баракам,
предотвратив задуманный эсэсовцами «праздник крови
и мести». Сегодня у нас свой, настоящий праздник. Ни
бессонная ночь, ни усталость, ни голод не смогут отра
вить нашу радость за победы народа, свершившего Ве
ликую революцию и успешно отстаивающего ее завоева
ния.
180
