— Тогда идем,—и я бужу Данилу, чтобы предупре
дить о своем уходе.
Недавно выпавший снежок превратился в чавкающую
под ногами грязь, над лагерем теплой меховой шубой ви
сит темнота, иногда разрываемая неожиданной короткой
вспышкой электрического фонарика лагершутца.
Беспрепятственно проходим ворота в малый лагерь,
охраняемый двумя лагершутцами.
— А немало мы с тобой походили вот так же в тем
ноте, приглушая шаги, — тихо вспоминает Иван.
— Вот и дошли до Бухенвальда. А ты не знаешь фа
милии этого моего знакомого, к которому ведешь?
— Я-то знаю, да нужно, чтобы ты узнал. Подожди
меня минутку, я сейчас, — и Иван ныряет в душную глу
бину шестьдесят первого блока, оставив меня в недоуме
нии.
Тихо, тепло, темно, только в стороне брамы светится
освещенный прожекторами туман да над трубой крема
тория кроваво багровеет пламя.
Иван появляется быстро и, усаживаясь на скамейку
у входа в.барак, предлагает:
— Садись, подождать придется. Еще два товарища
подойти должны.
— Тоже знакомые, что ли?
— Тоже знакомые, —подтверждает Иван.
Невдалеке слышится хруст колес по гравию дороги,
и мимо проезжает большая повозка, запряженная
людьми и нагруженная остатками людей — трупами.
— Вот так всю ночь, — тихо говорит Иван, —ведут,
везут, а к утру новые штабели. А ты малыша видел?
— Какого малыша?
— Ну, значит ты ничего не знаешь. Разве тебе Нико
лай Кюнг ничего не рассказывал про малыша?
— Ничего не рассказывал. Да я Николая уже неде
ли две не видел. А что это за малыш?
— Да тут, брат, интересная штука получилась, —
и,
пользуясь свободным временем ожидания, Иван просто,
как о чем-то обычном рассказывает о случае, происшед
шем всего пять дней тому назад, когда по обязанностям
парикмахера ему пришлось дежурить в бане. Из его
слов передо мной со всей отчетливостью вырисовывается
яркая картина этого события и не только волнует своей
необычайностью, но запечатлевается на всю жизнь.
185
