он играть
®е
умеет. Замкнутый
какой-то. Не плачет, нё
смеется, будто думает о чем-то все время.
— А отец переживает, наверно. Считает, что погиб
сынишка?
— Да нет же. Костя разыскал того человека, сооб
щил ему, что все в порядке, а вчера мы им уже встречу
устроили. Трогательная встреча получилась. Старик пла
чет от радости, а малыш ничего. Только ручонкой по
лиду гладит, словно успокаивает. Как большой. Украли
у пацана детство гады!
— Странно, как он сумел протащить его через селек
цию в Освенциме? На что только не способна родитель
ская любовь!
— В том-то и дело, что старик даже не отец пацану.
Родителей сожгли еще два года тому назад, и с тех пор
он его прячет. В лагере это легче было, в общей массе,
а вот на этапе, более двух недель пешком...
— Эго подвиг! Спасти нужно того человека.
— И спасем. Николай Кюнг что-нибудь придумает,—
уверенно говорит Иван, и я, наученный опытом, верю,
что спасут, если за это взялся Николай Кюнг и люди,
ему подобные.
— А вот и он, легок на помине,—говорит Иван, ки
вая на две фигуры, надвигающиеся из темноты.
И действительно, в одном из подошедших узнаю
Николая, а с ним вижу незнакомого немца.
— Здравствуй, Валентин! Давно ждете? —спраши
вает Николай. — Лагершутцы здесь?
— Все в порядке, все в сборе, сейчас позову. — Иван
•опять скрывается за дверью блока, и почти сразу же вы
ходят два немца-лагершутца и Василий Попов, мой ста
рый знакомый по побегам.
— Это что за консилиум? — спрашиваю Николая. —
Вы что, друзья, с Васькой Поповым меня знакомить со
бираетесь, что ли?
— Нет, с Василием вы чуть ли не каждый день види
тесь, тут более старый знакомый. Ну, пошли!
И мы все, кроме одного лагершутца, вернувшегося
в блок, пройдя мимо спящих бараков, оказываемся в
узком закоулке между стеною блока и изгородью. Вспо
минаю, что в дни карантина с этого места мы впервые
знакомились с гертнереем.
189
