В ожидании своей очереди на уничтожение люди еже
дневно десятками, сотнями умирают от голода, холода,
болезней, и у входов в бараки и 'палатки по нескольку
дней лежат штабели трупов. Крематорий не успевает
перерабатывать свою продукцию, и очень часто можно
видеть сына, с обезумевшими глазами откапывающего в
груде трупов тело своего отца.
Для удобства над печами крематория оборудовали
специальное помещение, куда загоняют «своим ходом»
наиболее слабых и, не тратя времени на умерщвление,
прямо живых по специальным желобам сталкивают в
пылающие печи. Кадровые заключенные Бухенвальда
еще более сократили свой скудный паек, выделив часть
для вновь прибывших.
Поздно ночью, после отбоя, ко мне пришел мой ста
рый товарищ по прошлым побегам Иван Иванов. У него
на рукаве короткой куртки белая повязка с красным кре
стом, знаком работника госпиталя, хотя он там работает
всего-навсего парикмахером.
— С каких это пор цирюльники в 'медиков преврати
лись? —спрашиваю я после обычных приветствий. — Ты,
может быть, экстерном на врача сдал?
— Так нужно, дорогой. Эта повязка дает мне право
ходить по всему лагерю в любое время дня и ночи. Кста
ти, ты давно был в малом лагере?
— Недавно был. С ребятами хлеб носил для «пала-
тенцев».
— То есть как «налатенцев»? — не понимает Иван.
— А это наш блоковый Альфред так новеньких на
зывает, которые живут в палатках. Ты же знаешь, как
он коверкает русский язык. Раз в палатках — значит
«налатенцы».
— Надо же додуматься,—смеется Иван. —А все же
он у вас мировой мужик.
— Замечательный,— соглашаюсь я. — А почему ты
спрашиваешь, когда я был в малом лагере?
— Хотел тебя пригласить пройтись со мной. Есть
одно дело.
— Какое дело? И почему так поздно?
— Тебя один друг желает увидеть, недавно прибыв
ший, а что поздно, то это ничего, лагершутцы преду
преждены.
184
