кусственный отбор, так как слабые не выдерживают и
гибнут. И сейчас еще есть такие , которые перерезают
вены или бросаются на проволоку и сгорают под током.
Мы себе такую вольность позволить не можем. Мы сол
даты и здесь должны чувствовать себя в строю. Гово
ришь, нет строя? Значит, нужно создать. В этом наша
задача, — и он постепенно, но настойчиво, словно сове
туя, внушает мне, как лучше и безопаснее организовать
моих беглецов в монолитную группу, в то же время
не нарушая правил конспирации.
Иногда встречаю Николая Кюнга. Он почти всегда
расспрашивает меня о ком-нибудь из моих ребят, и если
человеку приходится действительно очень плохо, то пос
ле разговора с Николаем обязательно откуда-то прихо
дит помощь. Он признается, что группа товарищей, узнав
через чехов, работавших в канцелярии, что пришел
смертный приговор на меня и Ивана, решила нас спасти.
Мне устроили «смерть» в самом Бухенвальде, а Ивана
пришлось временно отправить в одну из внешних ко
манд, где он, по-видимому, уже «умер» и скоро должен
вернуться. Две одновременные смерти людей, осужден
ных одним приговором, даже на фоне ежедневных мас
совых смертей Бухенвальда могли бы показаться подо
зрительными.
Мне, конечно, понятно, что не какая-то «группа то
варищей», а хорошо настроенная и законспирированная
подпольная организация, вопреки воле «всемогущих»
эсэсовцев, распоряжается нашими судьбами и что Нико
лай не последний винтик в ее механизме. Конечно, не
случайно подполковник Смирнов устроен работать шту-
бендинстом на блоке № 30, Сергей Котов санитаром-кон-
тролером на блоке № 44, а Михаил Громаковский — на
блоке № 39.
— Люди пошли в народ, — смеется Николай. — По
ра! Скоро и тебе придется расстаться с своим рентгенов
ским кабинетом.
— Неужели выживем, Николай?
— Должны' Обязательно! Ведь мы—- советские лю
ди! —отвечает он уже знакомыми мне словами.
Как-то вечером, после раздачи ужина, ко мне подо
шел худой человек в полосатой одежде. Выбрав момент,
когда около меня никого не было, он, облокотившись на
стол, тихо шепнул:
75
