меня топор. Совершилось бы страшное дело.
Давай выпьем за упокой души Панфилки. Х ор о
ший был матрос!
Впоследствии кока всё-таки судили. Все думали,
что его сошлют в Сибирь на каторгу. Но на суде
нашли у него какую-то душевную ненормальность
и приговорили его только к церковному покаянию.
Сорок дней он должен быть на хлебе и воде и
класть перед иконами по сто поклонов в день.
С корабля он был списан в психиатрическую боль
ницу для лечения. Он твёрдо решил: как только
вырвется со службы, то уйдёт в монахи замали
вать свой страшный грех.
Мне больше всего досадно, что командир подор
вал свой авторитет. Зачем он схватил топор и х о
тел отрубить голову Жеребцову? Теперь офицеры
нехорошо говорят о моём барине — считают его
тоже ненормальным. Ну, ничего —«потом всё это
сгладится...
'Псалтырёв вдруг вскочил и стал прощаться со
мною:
— Д о свиданья, друг. Наш катер подходит к
пристани. Через недельку зайду к тебе в экипаж.
Поговорим ещё.
Склонив вперёд голову, он зашагал по холодной
осенней земле так уверенно, словно был её хозяи
ном. Ветер играл спускавшимися с его фуражки
ленточками. Я остался один в размышлений о
дальнейшей судьбе этого талантливого и своеоб
разного человека, так не похожего на других мат
росов.
XV I
Вместе со своей ротой мне пришлось попасть в
манеж, где было устроено для команды развлече
ние. З д е сь же находились матросы и е других
