кораблей. Я сидел на краю скамейки в одном из
передних рядов и смотрел, что делается на сцене.
Началось с того, что матросы исполнили русскую
пляску, выбивая ногами дробь под звуки двухряд
ной гармошки. Другие матросы, сменив своих то
варищей, пропели хором морскую песню.
На этом самодеятельность их закончилась. На
чали выступать артисты. Какой-то молодой франт
рассказал . анекдот, как один поручик, уходя на
занятия, гфиказал своему денщику зарезать кури
цу и приготовить из неё обед. Н о тот не выполнил
поручения. Офицер, вернувшись домой, спросил:
— Почему курица не зарезана?
Денщик отв етил:
— Так что, ваше благородие, никак нельзя
было это сделать,— за курицей ухаживал петух
его превосходительства.
Денщик оказался таким дураком, что его барин
остался без обеда.
Франта сменил седобородый артист, высокий,
толстый, во фраке, с широким чёрным бантом
вместо галстука. Остановившись, он застыл перед
зрительным залом, заложив руки назад и опустив
глаза, словно сильно устал. Так продолжалось
несколько секунд. Вдруг его пепельная голова гор
деливо откинулась назад, руки он выбросил впе
рёд, и мы увидели в одной из них балалайку. Все
ждали, что он запоёт басом, но в бренчащие звуки
балалайки влился его надорванный и осипший те
нор.
Артист, ломаясь, дёргался, изгибался, дрыгал
для чего-то ногой и напевал юдофобские частушки.
Всё это казалось невероятной дешёвкой. Для
нас ни разу' не поставили мало-мальски прилич
ной пьесы, ни разу не пригласили хоть сколько-
нибудь сносных артистов. Начальство, очевидно,
+
думало, что мы вполне удовлетворимся этими
эстрадными отбросами. Но мы сидели смирно,
1
157
