— Тысяча двести!"— командует сзади бравый
капитан, наводя бинокль в сторону неприятеля.
Раздаются сначала редкие, а потом учащенные
выстрелы. Японцы подходят ближе и открывают
по нашим стрельбу пачками. Завязывается ожесточенный бой. Пули заунывно свистят над головами,
щелкают, ударяясь в кусты. Спустя еще несколько
минут, уже слышатся стоны раненых.
Водопьянов лежит за кочкой, расстреливая одну
пачку патронов за другой. Пыль слепит глаза,
дрожат руки, беспокойно бьется сердце. Пуля пробила ему папаху.
— Если в голову попадет, сразу капу-т...—думает
Гаврила, и от такой мысли кожа на темени похолодела, а волосы зашевелились.
Перед фронтом, совсем близко, скачет чья-то
испуганная лошадь. С левого бока, застряв ногою
в стремени, волочится головою по земле убитый
человек. Сраженная пулями, лошадь падает саженях
в тридцати от Водопьянова, брыкает ногами, безумно
мотает головою, напрягая силы вскочить. Через
минуту—две она лежит в поле уже неподвижно,
вместе со всадником. Ветер развевает ее длинную
гриву... — Ой... ой... выньте скорее, выньте...
Прыщеватый солдат вскочил и вопит, подпрыгивая, кружась и нелепо, точно птица вывороченными крыльями, размахивая длинными руками. Он
упал навзничь, рядом с Водопьяновым, почти голова
с головою, и, хрипя, долго хватал воздух ртом,
