— Ой, ой! Месяц Нужно плыть до берега!
— Вся колокольня наша может утонуть! Ух!
— Эх, вот так корабль! Все село наше может за
брать!
А моя мать помолодела от радости. Она каждый
день наряжалась в платье, в котором ходила только
в
церковь. Я смотрел на нее и думал: «Где предел ма
теринской любви?» Она приберегла для меня бутылку
малинового сока, совала мне яблоки или .горячие пыш
ки. Но больше всего меня удивило ее обращение со
мной на «вы». Я протестовал против этого, но она
отмахивалась руками:
— Нет, нет, Алеша, ‘и не говорите. Я ведь из
Польши. Все правила знаю побольше, чем здешние
женщины. А вы теперь вон какой стали. Ни в одном
селе такого нет.
Она думала, что я нахожусь в очень больших чи
нах, и я никак не мог разубедить ее в этом.
— Ах, 'господи, не дождался старик сына, помер.
Что ‘бы ему еще два с половиной годочка протянуть!
Вот уж он был бы вами доволен...
Ласково, как отдаленный звук скрипки, звучал для
меня ее голос, а кроткие голубые глаза мерцали ра
достью.
Ярким закатом угас мой
О'Гпуск,
и я снова уехал во
флот.
А теперь на мое сообщение, что меня отправляют
на войну, я перед отходом судна получил от матери
ответное письмо. Я не мог без слез читать строки,
полные тревоги и глубокой скорби. В заключение она
писала, что день и ночь будет молиться за меня, а я
должен хранить ее благословение и помнить: «.материн
ская молитва со дна моря спасает».
Я посмотрел с мостика на палубу: там,
б
присут
ствии старшего офицера и боцманов, работали мат
росы. Были люди и на мостике, и в башнях, и в '
батарейной палубе, и в трюмах, и в машинном отде
лении. Не считая рабочих,- которые скоро будут выса-
47
