Это служило сигналом: «Перестать стрелять». На «Орле»
с мостика неистово кричали:
— Прекратить огонъ!
Офицеры насильно оттаскивали от орудий очуме
лых комендоров, осыпая бранью и награждая их зубо
тычинами, а те, вырвавшись из рук, снова начинали
стрелять. На верхней палубе горнист Балеста делал по
пытки играть отбой. Но у него прыгал в руках
горн, губы не слушались, извлекая звуки настолько
несуразные, что их никак нельзя было принятъ за
какой-нибудь сигнал. Около Балесты крутился боц
ман Саем и, ударяя его кулаком по голове, яростно
орал:
— Играй отбой! Расшибу, окаянную душу, на месте!
У горниста из разбитых губ, окрашивая подбородок,
стекала кровь.
Бой продолжался минут двенадцать. За такой корот
кий промежуток времени только с одного «Орла» успели,
не считая пулеметных выстрелов, выпустить 17 ше
стидюймовых снарядов и 500 снарядов мелкой артил
лерии. Как после узнали, то же самое происходило и на
других броненосцах. Не представлял собою исклю
чения и флагманский «Суворов», где царил такой
хаос, что сам адмирал принимал непосредственное
участие в наведении порядка.
У нас оторвало дуло у 75-миллиметровой пушки.
Вскоре выяснилось, что с нашего отряда попало
пять снарядов в «Аврору», пробив надводный борт и
трубы. Двое были там ранены — легко комендор Шата
ло и тяжело священник Афанасий, которому оторвало
руку (впоследствии он умер). Но могло быть и хуже.
Если бы мы стреляли так же умело, как японцы, и если
бы наши снаряды разрывались так же хорошо, как
у них, то в этой суматохе мы потопили бы сами
часть своих судоз.
Встретившись с инженеров Васильевым, я сказал:
— Не совсем приятная история получилась, ваше
благородие.
92
