быть?» Вместо того, чтобы стоять, застыв по стойке
«смирно», как предписывает «орднунг», Костя судорож
ными руками вставляет в мундштук кларнета бамбуко
вую трость.
Удивленно покосившись на попугаеобразную одежду
музыканта, большое начальство идет к двери, но этот
странный музыкант вдруг неожиданно шагает навстречу.
— Эйн момент! —и подносит к губам кларнет.
Странно и непривычно по заполненным духотой ка
менным улицам Бухенвальда, как свежие сверкающие
струйки кристально чистой воды, побежали звуки музы
ки Римского-Корсакова. Костя играл песнь индийского
гостя из оперы «Садко». «Но как же они уйдут?» —
сверлила мысль, а кларнет пел:
Не счесть алмазов в каменных пешерах,
Не счесть жемчужин в море полуденном.
Косте кажется: стеклышки пенсне мечут бешеные
молнии в него. Брезгливо прикоснувшись к его локтю
стеком, начальство сказало только одно слово:
— Вег!*
Но Костя не уступил дороги.
Моря далекий берег...—
упорно пел кларнет.
«Как уйдут ребята?» —думает Костя, косясь на ру
ку коменданта лагеря, потянувшуюся к кобуре, и вдруг...
летит в коридор от страшного удара под ложечку.
Оглушенный ударом кулака, падая, он продолжал думать
об одном: «Как уйдут?» Костя непослушной рукой на
щупывает на полу кларнет и тянет его к губам.
Не счесть жемчужин в море полуденном, —
очень тихо звучит под каменными сводами коридора.
Несколько ударов кованого сапога в зубы, в лицо, в жи
вот, и, уже проваливаясь в какую-то мягкую пустоту,
Костя без кларнета поет окровавленным ртом с выби
тыми зубами-
Далекой Индии чудес...
Он уже не видит, как один из нацистов постучал паль
цем по своему виску: «Феррикт»** и все, перешагнув че
рез его бесчувственное тело, входят во флигель «А».
* Прочь. (Нем.)
** Идиот. (Нем.)
121