Вместе со свежим ветерком, заблудившимся среди
смрада переполненного барака, сквозь раскрытые окна
робко пробивается майский рассвет.
Мы с Сергеем тихо спускаемся по лестнице и в по
лутемном коридоре первого этажа натыкаемся на бло
кового Альфреда, беседующего с высоким лагершутцем.
В накинутой поверх нижнего белья куртке Альфред вы
глядит каким-то маленьким и карикатурно нелепым. Он
подзывает нас и, не скрывая тревоги, предупреждает:
— Учтите, что с соседних тридцать девятого и сорок
девятого блоков за нашим блоком следят переодетые
эсэсовцы. Смотрите, чтобы без глупостей,
— Знаем, Альфред. Будь спокоен, — отвечаю я.
— Какого черта спокоен, — окрысился Альфред. —
Люди должны погибнуть, а ты «спокоен». —И, тихонько
ругаясь по-немецки, зашлепал пантофелями на свой фли
гель.
Много ли времени прошло с тех пор, как смелый по
рывистый Юрий Ломакин все же добился согласия под
польного центра на организацию побега! Он сам подо
брал себе пять человек надежных товарищей, а Костя
Руденко снабдил их гражданской одеждой, которую они
надели под полосатую форму арестантов. Всем необхо
димым снабдили беглецов. Слишком заманчивой каза
лась перспектива послать человека на Родину, чтобы он
рассказал там правду , о злодеяниях фашистов и наших
мучениях.
Обмануть охрану и бежать с этапа удалось сравни
тельно легко, а вот пройти через Германию, как липкой
паутиной, опутанную сетями гестапо, оказалось не под
силу даже таким людям, как Юрий Ломакин и его това
рищи.
И вот они опять в Бухенвальде. Странным, очень
странным кажется то обстоятельство, что вопреки суще
ствующим обычаям, даже вопреки «орднунгу», этих лю
дей, избитых, истерзанных пытками, вместо бункера по
местили на самый большой русский блок, к нам, на со
рок четвертый. Ясно, что это провокация, но если эту
провокацию устраивают именно на нашем блоке, значит,
нас подозревают.
Майское утро улыбается синим, чисто умытым небом,
ласковым, радостным солнцем, веселой зеленью кудря
вых буков, но опять во всех блоках ревут рупоры репро-
8
*
115
