предела и реагируют не только на слова, но даже на
мысли.
— Да, ребята у тебя хорошие, — задумчиво говорит
Иван Иванович, — с такими ребятами горы можно свер
нуть.
— Что ж, к тому готовились. А какие такие неуте
шительные новости?
— Поведение генерала Паттона что-то очень стран
ным кажется. Ты понимаешь, фронт его армии неожи
данно разбился на два клина и обтекает Бухенвальд с
севера и юга. В чулке нас оставляют почему-то. Это пос
ле наших-то сигналов бедствия, когда нас с часу на час
могут уничтожить.
— Или эвакуировать, — добавляю я.
— Нет, это уже исключено, — говорит Иван Ивано
вич, — эвакуировать уже поздно, но и передавать нас
союзникам они тоже не будут. Уж слишком много мы
знаем, чтобы нас живыми свидетелями оставлять. А вот
поведение Паттона удивляет. Союзники-то они союзни
ки, но им известно, что в Бухенвальде, в основном, по
литические заключенные, коммунисты со всех стран Ев
ропы, а это общество и для американских бизнесменов
так же нежелательно, как и для фашистов. Над этим
стоит подумать, —- и Иван Иванович опять поднимает
указательный палец.
— Что вы! Не может быть, чтобы умышленно, —
сомневаюсь я, — все же союзники. Существует все же
какая-то, хотя бы солдатская, этика!
— Тут, брат, не этику искать нужно, особенно там,
где ею и не пахнет, а думать о том, почему нас сегодня
не беспокоят.
— А почему?
— Потому что с утра вокруг лагеря окопы копают и
минометы устанавливают. А ты этику ищешь, —говорит
Николай.
— Так чего же мы ждем? Мне кажется, лучше пер
выми начать. Тогда хоть фактор неожиданности будет
на нашей стороне.
— Я тоже так думаю, и все мы так думаем, а вот
многие иностранные товарищи считают разумным отде
латься малой кровью, то есть выступать только в край
нем случае, когда уничтожение лагеря станет очевидным.
208
