— То есть когда огонь откроют по лагерю? — не вы
держиваю я.
— Не горячись, Валентин. До этого не дойдет. Нас
предупредят, предупредят в нужный момент. Оттуда, из-
за брамы, предупредят. Ты лучше подготовь людей на
завтра для получения оружия, выделенного твоему ба
тальону.
— Почему назавтра, а не сегодня? А вдруг сегодня
ночью потребуется?
— Ночью не потребуется, а преждевременно раздать
на руки оружие опасно. Мало ли среди наших хлопцев
горячих голов. Сами того не подозревая, могут спрово
цировать преждевременную стычку, а потом вина на всех
русских падет. Потерпи, дорогой, уже недолго осталось.
И терпеть, действительно, пришлось недолго. Всю
ночь никто не раздевается и не ложится спать. Скучив
шись у распахнутых окон и дверей, люди жадно прислу
шиваются к глухим вздохам артиллерийской канонады.
Страшный, отвратительный голос войны в эту тихую, на
сыщенную весенними запахами ночь кажется прекрас
ной симфонией. Где-то на западе, в стороне Эрфурта,
сверкают багровые зарницы боя. Никто не замечает, как
постепенно линяет бархат весенней ночи, как вместо ли
хорадочного блеска зарниц на западе спокойный алый
свет заливает небо с востока, как скульптурно вырисо
вываются в темноте спальни серьезные лица узников,
застывшие в созерцании чего-то большого, величествен
ного.
С утра 11-го апреля по ту сторону проволоки чув
ствуются необычное оживление, суета, спешка. Наши
«хозяева» в полном снаряжении торопливо к чему-то го
товятся. И, наконец, интернациональный центр подполь
ной организации получает с той стороны хотя и не нео
жиданную, но все же очень страшную весть: на 17.00, се
годня, 11 апреля, назначается полная ликвидация лаге
ря. Десятки тысяч человек должны быть полностью
уничтожены.
Наконец подошла минута, когда должны определить
ся итоги нашей долгой подпольной работы. Впервые на
экстренное совещание подпольного политцентра соби
раются все командиры подразделений. Конспирация
больше не нужна, больше незачем прятаться друг от
20 9
14 В Логунов
