ки мог претендовать на место в раю посредством транс
портировки через трубу крематория.
Мгновенно проглотив ничтожную суточную порцию
эрзац-хлеба, запив ее горьким эрзац-кофе, не насытив,
а только раздразнив свой желудок, по определенному
сигналу все строятся на утреннюю поверку.
Выстраивались спиной к своему карантинному блоку,
по десять человек в ряд, в затылок друг другу. За тем
ными громадами каменных блоков на главной площади
лагеря шуршали об асфальт колодки, слышались звуки
оркестра, чувствовалось дыхание громадной массы лю
дей. Сквозь клубы густого тумана с трудом пробивался
свет мощных прожекторов, заревом поднимаясь над кры
шами каменных блоков, слышались глухие, растворен
ные туманом команды через мощные рупоры. Что дела
лось там, на главной площади лагеря, какие там совер
шались таинства — нам было неизвестно, но стоять при
ходилось часа два, неизвестно чего ожидая. По какой-то
непонятной команде все сдергивали шапки и замирали
по стойке «смирно». Появлялись эсэсовцы, бегло просчи
тывали десятки, сверяли с данными блоковых и по
спешно уходили. Боялись заразы и брезговали карантин
ными условиями.
Разбавленная рассветом, постепенно светлеет туман
ная мгла. Лицо, руки, одежда становятся влажными.
Сырой холод проникает в самое нутро так, что кажется,
человека можно выжать, как губку.
Получив команду расходиться, стремимся проникнуть
в барак, чтобы согреться, но там идет уборка помеще
ния. Штубендинсты, в основном хорошие, душевные ре
бята, отбивая натиск толпы, начинают звереть. Наш зна
комый Димка закрывает широкой спиной дверь и, раз
махивая шваброй, неистово орет:
— Назад, вам говорят! Назад, идолы. Дайте хоть не
много навести чистоту. Ведь вам же, паразитам, в чисто
те легче сохранить вашу паскудную жизнь. Ведь чистота
не для немцев, а для нас с вами. Ну как вы не понимаете,
черти полосатые?!
И замерзшие полосатые черти, хотя и с трудом, но
начиняют понимать. Несмотря на слабость, многие пры
гают на месте, бьют себя по бокам руками, чтобы как-то
согреться, Некоторые садятся к самой стене, свертыва-
24