тот прибор подал на стол —гудела голова от барского кулака. Иногда летела в вестового тарелка
с супом. За Пучкова заступался лишь один человек —дочь Рожественского, Елена Зиновьевна. При
ней адмирал не дрался, и его кипящее сердце
смягчалось, как буйный морской вал, облитый
маслом. Он любил ее самой нежной любовью, выполняя все ее капризы и разрешая ей делать все,
что она вздумает. Зато адмиральша, обрюзгшая и
ворчливая женщина, была довольна, когда вестовому попадало. Для этого у нее были свои причины.
Она подозревала, что муж ей не верен. Она хотела
узнать об этом от вестового и обращалась к нему
за сведениями то с ласковой улыбкой, то с угрозами. Конечно, он многое знал о любовных похождениях барина, но не выдавал его ни одним
словом.
Так прошло пять гнетущих лет.
Пучков находился постоянно в страхе, не зная,
что будет с ним завтра. Существовали общества
покровительства животным, члены которого могли
отдать под суд человека, избивающего свою лошадь или собаку. Но кто мог заступиться за бесправного вестового? Он целиком был отдан во
власть сумасбродного барина. Адмирал, если захочет, не постесняется посадить его
в тюрьму,
сослать на каторгу или просто раздавить, как жалкое насекомое.
Пучков измучился, похудел, с трудом справлялся со своими обязанностями. На почве нервного
расстройства его глаза стали слепнуть. Его моло•Э „Изумруд1
